Когда я обыскивал, Константин Иванович переместился к окну — чтобы я не перекрывал ему линию огня. Ожидать можно было всякого — ведь Михеева же они как-то убили. Но оружия что у Горденко что у второго не было — не было даже перочинного ножа. У обоих было метров по пять крепкой веревки, а у второго — еще и склянка какая-то, закрытая закручивающейся крышкой. Склянка из коричневого стекла, в таких бывают лекарства…
— Дай-ка… — появившийся в комнате Варяжцев забрал у меня склянку, осторожно открыл, вдохнул так как учат на уроках химии, не сунув нос в склянку, а приблизив ее к носу и помахав двумя пальцами — хлороформ…
В этот момент меня впервые посетила мысль, что что-то не то…
— Рассказывай, Харава… — уже более мирным тоном сказал Варяжцев, перейдя к окну…
— Вы не имеете права!
— Не имеем? — недобрым тоном начал Глазко — это с какой это стати не имеем. Я веду расследование убийства Михеева. И вы вломились ночью в мою квартиру зная, что у меня хранится информация по этому убийству. Кроме того — есть и другие улики — например книга, которую вы, Харава, взяли у Мащенко и сделали в ней тайник, а потом, убив Михеева подбросили ему в квартиру. А вы, Горденко, пытались навести следствие на ложный след, обвинив Михеева в спекуляциях. Вы двое совершили умышленное убийство с отягчающими вину обстоятельствами — а за это вам обоим вышка светит. Так что — имеем мы право или нет?
— Мы не убивали… — мрачно сказал Горденко
— Не убивали? А сюда зачем полезли?
В коридоре раздался какой-то шорох… Что-то я слышал и раньше — но не придал этому значения.
Дверь, что ли не закрыта… Закрывал ведь…
— Я сейчас…
Я шагнул в коридор — и нарвался на автомат…
Из пустыни злобно задувал ветер, он то утихал, то вновь начинал подвывать, подобно раненому зверю. На севере горизонт тускло светился — там находился небольшой город Тикрит, арабское захолустье, название которого через четыре десятка лет будет знать весь мир. Сейчас же это было просто иракское захолустье…
Темно-зеленый УАЗ с брезентовым верхом — советская модель джипа, в изобилии поставляемая Ираку, надежная и неприхотливая машина, способная переносить самые дурные условия эксплуатации свернула с дороги, ведущей к городу и, завывая мотором, подпрыгивая на неровностях, покатила по пустыне. В машине был один человек, он вел машину, не включая фар. Оставалось только удивляться — местность была неровная, и вполне можно было убить подвеску, а то и перевернуться. Но сидевший за рулем человек этого не боялся, дорогу он видел. Много лет назад он точно также катил на Виллисе по рокадным дорогам, и включать фары было нельзя — в любой момент можно было нарваться на немецких парашютистов или на прорывающиеся к своим остаточные группы. Если фары будут включены — они не промахнутся. А вот если выключены — попробуй, попади по темному силуэту машины, да еще движущейся…
Место, где должна была состояться встреча, человек тоже нашел в темноте, почти интуитивно — хотя до этого всего лишь видел его на карте и запомнил ориентиры. Машину он развернул, поставил носом к дороге, двигатель глушить не стал. Тот, с кем он должен был встретиться, должен был появиться со стороны Тикрита, своего родного города — эту местность он знал намного лучше и вполне мог добраться не по шоссе, а проселочными дорогами. И он должен был тоже быть один — таково условие встречи…
Человек привычно расстегнул кобуру — в ней покоился его любимый старый ТТ, Тульский-Токарев, с которым он прошел еще войну. В кармане гражданской куртки был запасной магазин и две осколочные гранаты — стандартный «малый набор» чистильщика-скорохвата. Несмотря на то, что человеку было уже много лет — с таким набором он был способен уничтожить целое отделение. А если не поможет это — значит, не поможет уже ничто…
Мерседес появился через десять минут. Сначала генерал услышал шум работающего мотора — горы хорошо рассеивали звук, казалось, он шел ниоткуда — и отовсюду. Затем с севера, там где на горизонте слабо светились огни Тикрита, мелькнули вспышки — машина тяжело переваливалась на неровностях почвы, тяжелый немецкий лимузин совсем не был предназначен для того, чтобы ездить по бездорожью — но машина справлялась и с этим. Генерал всмотрелся — машина была одна…
Тот, кто был за рулем, родился здесь, здесь он пас скот, принадлежащий дяде со стороны отца Ибрагиму — и он прекрасно знал все окрестности своего родного города. Здесь он играл со своими сверстниками, многих из которых он уже вытащил в Багдад, назначил на ответственные посты, собирая свою команду, лично преданных людей. Сюда же он убегал, когда дядя приходил в ярость и бил его — иногда он прятался целыми днями. И он все это помнил до сих пор, хорошо помнил…
Мерседес остановился в нескольких метрах от джипа, в темном салоне было двое. Генерал нахмурился — так не договаривались…
Приглушенно хлопнули двери машины — пассажир с заднего сидения, а потом и водитель выбрались из нее и пошли навстречу генералу. Водитель оставил включенными фары и теперь их свет освещал всю сцену, идущие навстречу люди, подсвечиваемые со спины казались вырезанными из черного картона мишенями в тире. Генерал привычно отодвинулся в темноту, чтобы свет не падал на него…
Один из приехавших, среднего роста, в арабском костюме, кряжистый, сказал что-то на арабском. Генерал спокойно ждал…
— Дядя приветствует вас, сайиди! Я Камиль, его двоюродный племянник, дядя не знает ваш язык, и взял меня как переводчика. А я учился у вас и знаю русский язык…